Анастасия Баталова - Девичье сердце [СИ]

Ты ляжешь в ладонь океана — он бережно примет
твоих загорелых изгибов нечаянный дар,
волна разбивается в брызги руками твоими,
прохладная грудь у неё тяжела и тверда –
волна каждый раз её шумно роняет на скалы,
стекая как шёлк с голых плеч с полукруглых камней…
Вода обернула тебя целиком, обласкала –
тебе хорошо — ты не вспомнишь сейчас обо мне.
Ты рад одиночеству, словно тебе не знакомы
его недостатки, сегодняшний вечер лишь твой:
ты сядешь на коврик сплетённый из тонкой соломы,
набив неспеша папиросу пахучей травой…
…и явится Джа, чтоб с тобой говорить о свободе,
о внутреннем мире, и, может быть, чуть — о любви.
Ты веришь ему точно зеркалу мутному, вроде
бы Джа никогда ароматной душой не кривил…
Закат разостлал над водой разноцветные ленты,
их яркий атлас размотал на прибрежном ветру,
ты куришь, сощурившись вдаль — вот в такие моменты
зачем-то приходит вдруг мысль: я однажды умру,
умру, может быть, не изведав чего-то такого,
о чём и подумать как будто бы прыгнуть со скал…
И всё-таки странно: как крепко нас держат оковы
различных условностей. С мягкого тела песка
ты встанешь, пойдёшь безмятежно по кромке прибоя,
следы оставляя, где влажный песок чуть темней –
ты любишь весь мир — он исполнит желанье любое –
и ни к чему в этот миг вспоминать обо мне…

Солнце падает в море как будто в ладонь лепесток
огнерозы. Прибрежные камни как ягоды гладки.
С каждым днём поднимается новой печали росток.
Ты глядишь на закат, а у глаз собираются складки.

Катят к зрелости годы, и то, что ещё впереди,
стало меньше того, что уже за спиною осталось…
Молодые на пляже целуются, и бередит
это душу. Ты в гору бредёшь, ощущая усталость.

На плечо золотое игриво присел мотылёк.
Мудрость знает свой срок точно так же как сбор урожая,
а любви горизонт — он всегда беспредельно далёк…
(Ты теперь поняла, идеал до сих пор обожая.)

Мотылёк как присел, с той же лёгкостью снова вспорхнёт.
Стала счастьем привычка хорошая. Много не надо.
Ты идёшь, ощущая (как будто ведро винограда
ты несёшь) бытие — уж привычный и радостный гнёт.
…Ну а если приедет (в родные края иностранцем)
на шикарной машине… Не дрогни задетой струной.
Отвернись, чтоб не выдать ни блеском в глазах, ни румянцем,
то, что жизнь без него проходила твоя стороной.

У желаний несбывшихся память остра будто жало.
Ты сожми их покрепче — как гладкие камни в горсти.
Точно бусы покойной. Хранить их — хорошего мало…
Ты однажды их выброси в море.
И море — простит.

Острова как мороженое расплавлялись от зноя.
Горизонт таял в дымке. И изредка сквозь облака
выходило глядеть на меня как в окошко резное
белокурое солнце. Вода расправляла шелка,
на песке расстилала волнующе тонкие ткани.
Кружевные оборки прибоя касались ступней.
И глаза темнокожего — точно оливки в стакане
с молоком — первобытную страсть распаляли сильней,
чем его — леденящие синью норвежского фьорда.
Он и в джунгли не ходит без галстука и пиджака,
говорит по-английски так чисто, чеканно и гордо,
если руку мне жмёт, то моя холодеет рука…
Даже солнце, стыдясь, не целует высокие скулы,
хоть и дразнит его белизна белорусского льна.
Ночи душные здесь. Я вчера через силу уснула.
Я тоскую по родине… Или опять влюблена.
В молодого мулата. Под дробную жаркую сальса
тянут крепкие мускулы глянцевый тёмный атлас.
Потанцуй, милый мой, для меня. Чтоб скорей забывался
синий лёд этих глаз.
Синий лёд этих северных глаз.

Здравствуй, море!
Пусть я по другому себе представляла
нашу первую встречу… Но это всегда.
Я присела на краешек старого одеяла
и ко мне иногда подползает, ласкаясь, вода…

Мне не нравится пляж — этот плоский поднос с телами.
Я люблю одинокий берег, где много скал.
Мудро быть благодарным за всё, если верить ламе.
В том, что есть, обнаружится часть того, что искал.

И не все тела загорающих столь красивы,
как хотелось бы. Зазывая, до хрипоты
кричат, разнося по пляжу в корзинках пиво
местные, обгоревшие до черноты.

Здравствуй, море, как есть! Всё равно ведь мои кошмары
и печали со мною, где бы я ни была…
Может, в Индию? Чтоб разомкнулось кольцо сансары,
чтобы выжгло славянские волосы добела?..

Здравствуй, море… Как есть… Я надеюсь, что залатаю
душу здесь как-нибудь — красоте врачевать дано –
и, расставшись с тобой, я на север вернусь золотая,
как сокровище древних пиратов, ушедших на дно…

Когда-нибудь всё будет, не сейчас,
так, чтобы в бездну падать по спирали,
в такси чтоб руки алчно простирали
навстречу мы, неслись вдоль магистрали
огни, сливались в линию, лучась…

Тогда фонарье вылепит лицо
скользящим нежным золотистым бликом,
и я забуду думать о великом,
пока в отеле сумрачном безликом
в бокалах окон тает леденцом

луна. И скрип гостиничных дверей
тактичен, он в ночи почти неслышим,
две капли — взгляд, мы оба ровно дышим,
рассвет ползёт по рыжим мокрым крышам,
и, зябко ёжась, я шепчу: согрей…

Когда-нибудь так будет. А пока
растёт во мне, ветвится: встреча в восемь,
закат жемчужный, вышитая осень,
всё то, о чём в тот день друг друга спросим,
и тень листвы на кромке потолка…

Потом, в уже рассеявшейся мгле,
молчим — в самих себе как две пружинки.
Ты все согнал теплом своим дрожинки
с меня…
Так будет?
Вдруг мечты — снежинки,
что тают, не притронувшись к земле?

Вечер. Черные волны бесшумно скользят по песку
И сосновые кроны на небе прочерчены четко.
Мне сейчас хорошо. Но внезапную эту тоску,
Что все сбыться должно — не унять…
Колыхается лодка
у причала.
Танцуют холодные блики луны
На шершавой ладони залива….и грусти не нужно:
Будет снова предчувствие, время разгадывать сны
И песок пропускать между пальцев струею жемчужной.

Я так много мечтала! Должно быть, мечты — это яд…
чтобы в небо глядеть, стоя в теплой воде по колено,
Словно нет ничего — только пропасть из взгляда во взгляд
И холодная вечность в межзвездном пространстве Вселенной…

Я разжигала медленно: раз… два…три…
Удивлённые лица лопались, как пузыри.
Эта ночь будет только нашей теперь — гори
всё феолетовым пламенем до зари…

Побледнела луна как будто бы мне в укор,
как подруга, в тебя влюбленная с давних пор.
Эротично чёрен лесной кружевной убор.
Ты улыбнулся ласково, но — в упор.

И терять уже вроде нечего: теплоту
расстояния между непройденного, и ту
чумовую нежность, доверенную холсту…
Постигать вроде тоже нечего: простоту

мироустройства. Ты передо мной точь-в-точь
как я мечтала, только не превозмочь
желания развернуться и мчаться прочь… 
Синие факелы бросила в крепость ночь.

Ветер треплет ажурные платья нарядных черемух,
что толпою невест погулять будто вышли во двор.
Точно к свадьбе счастливой готовится город, и промах,
верно, то, что я в джинсах потёртых хожу до сих пор…

Скоро лето. И руки — всё легче, а небо — всё выше…
В предвкушении — счастье, и я его длю день за днём.
Век бы так просидела: за миг до полета на крыше,
свесив ноги с карниза; невестой, мечтая о Нём…

Ветер лепит мой старенький вытертый свитер на спину.
Он махает мне снизу: 
— Ну что же ты медлишь? 
Стою.

— Погоди ещё чуточку… 
Руки пошире раскину… 
Я боюсь превращать в ощущение грёзу свою.